– Прочь отсюда! – Рог с искрой на острие склонился почти до дола.

Дракон рыкнул, выдохнув огненный сгусток. Все восемь ветров свились в копье и рванули навстречу, взметнув остриженную гриву повелительницы. Здесь нет тебе места, ночная тварь.

Земля мелко задрожала, в более-менее уцелевших домах провалились крыши, а затем в розоватом мареве исчезающего пламени показалась оскаленная морда. Только Алесса видела перед собой не кошмарного дракона, мчащегося прямо на нее, а обычный корабль, неуклюже перебирающий множеством лап-весел, которому на суше не место. Не ее кошмар, не ее демоны. Что крепче: изъеденное морем дерево или алмаз? Рог вошел как раз в центр грудины, без труда разбив доски в щепки, и Алесса, проломив «дракона» насквозь, вспрыгнула ему на спину. Тварь взревела, пытаясь встать на дыбы. Но единорог оказалась проворнее.

Восемь ветров рвали парус на лоскуты; от ударов острых копыт щиты сыпались с бортов, мачта переломилась у основания и кровью выступила сосновая смола. А последний, самый мощный, удар сбил коронованную гребнем голову.

Единорог спрыгнула в снег. Обшивка драккара задрожала, чернея на глазах; градом брызнули гвозди и заклепки, обращаясь в пыль еще на лету. Обнаженный киль завалился набок и рассыпался прахом.

Дракону пришел конец. И ночным кошмарам – тоже.

Подернувшись дымкой, истаивали в воздухе дома, сарайчики; затих слабый треск угольев, и стало слышно, как рокочет Бескрайний океан; небо очистилось, посвежело, а на самом горизонте Алесса увидела ледяную скалу Артенн, похожую на орлиную голову, с клюва которой учились летать крылатые волки. От исчезнувшего поселения аватар остался только один дом возле каменного колодца-журавля. К нему и поспешила единорог.

Закопченная дверь вылетела с одного удара; густой запах гари вышиб из груди дух, из глаз – слезы.

– Ви-илль!

Ответом был грохот рухнувших полок: дом разваливался на части. Скорей!

Единорог ступила под стонущую от напряжения крышу.

Мальчик в окровавленной рубашке полулежал у дальней стены, сложив ручки на животе, точно умерший. Но он еще дышал. Единорог опустилась на колени, осторожно положила голову на руки ребенка:

– Arvielle?

Тот слабо пошевелился.

– Я уже умер, и ты пришла, чтобы отвести меня к маме? – В голоске прозвучала надежда, даже радость, но единорог строго ответила:

– Нет, малыш, мама теперь в чертогах Пресветлой Богини с папой и Эстель. Им хорошо вместе, и так будет всегда. А ты должен остаться, чтобы заботиться о Симке. Ты помнишь своего Симку?

– Симка… Где он?

– Он ждет тебя за порогом, малыш. И все, кто тебя любит, тоже очень ждут. Твоя летопись еще не закончена, ты должен жить.

– Дракон никогда меня не отпустит.

– Дракон ушел. Навсегда ушел. Пойдем, малыш, пора возвращаться домой.

Две ручонки крепко вцепились в гриву. Единорог медленно встала, поднимая ребенка на ноги. Каждый шаг – словно по раскаленным углям, вместо воздуха – кипящая лава. На шею будто надели пудовый хомут, ноги подкашивались. Скосив глаз, Алесса увидела, что рядом тяжело ступает уже не ребенок, а Вилль настоящий. Это придало сил для последнего рывка.

Они вывалились за порог и рухнули в снег, ослепительно-белый, каким и должен быть снег на побережье Себерского Перелива. Пальцы аватара перебирали гриву, гладили шею, пачкая шерсть копотью.

Как же она жила полгода, не видя рядом его глаз с золотыми искрами-смешинками, не слыша его дыхания, не ощущая его рук?..

Ледяной воздух севера теплел, наполняясь щебетом лесных птиц, звоном кружащих над лугом насекомых, поскрипыванием ветряной мельницы…

Дымный угар сменил запах свежей травы и хвои, что-то затрещало в медовом полумраке, как храмовая свеча. Сбивчивый шепот, похожий на торопливую молитву, окончательно вернул Алессу в реальность. Не успела девушка удивиться, чего она, собственно, делает в храме Иллиатара, как внезапно предметы обрели четкость, следом упорядочились воспоминания, а на грязном полу обнаружился и сам «молящийся». Вилль стоял на четвереньках, опираясь на локти; влажные волосы растрепались по спине, плечам и падали на лоб.

– Я-а, Арвиэль туан’Дариэль Винт-терфелл’о’ши, п-присягнул верно служить императору Аристану, п-повелителю великой Неверрийской имп-перии, и с-слово его для меня – закон, и воля его – моя в-воля… И исполню ее в час мира и смуты, в горниле войны, на п-пороге гибели мира… д-до последнего вздоха, до последней капли крови или же до злой минуты, когда п-повелитель мой отрешит меня от клятвы… Уфф… – Он уронил лицо в ладони. – П-пресветлая… Кажется, все. Алесса, можешь подойти, не бойся. Я себя контролирую.

Перекатившись на спину, Вилль широко раскинул руки. Алесса подползла на четвереньках, ощупывая пол, прежде чем передвинуть руку: пещера плясала, как корабль в хорошую качку.

– Ты как?

Вилль перевел на нее повеселевший взгляд.

– Я и не думал, что неделю способен болтать без передышки. Так что зачет по риторике у меня в кармане!

– Зачем болтал? – глухо спросила Алесса.

– Бессонница. Рассеянное внимание… – Вилль сглотнул. – Неспособность трезво мыслить и координировать действия. Ты бы не смогла убить демона, будь я в силе. Лесь… Прости за то, что я тебя в это втравил. Надо было…

– Надо было оставить меня замерзать за воротами Северинга, иначе я бы сама втравилась.

– Да ну! А я-то целый год думал, что ты меня терпеть не можешь… Лесь? Алесса?!

Воздух пещеры стал жарким, как в печке. Алесса закрыла лицо вмиг вспотевшими ладонями. До сих пор она словно отстраненно наблюдала действие со стороны, а теперь вернулась в собственную шкуру. И осознание поразило в самое сердце.

– Я тебя убила, Вилль…

– Ох дурра-ак! – чуть замешкавшись, простонал аватар. Судя по звуку, еще и по лбу себя хлопнул. – Обними меня крепче и не отпускай.

Послышалась возня, перемежаемая натужным сопением, а потом Вилль подхватил девушку и как есть заковылял к тюфяку, при каждом шаге шипя сквозь зубы от боли в ушибленных о камень коленях. Если бы он и навернулся по пути, Алесса все равно не разжала бы намертво сцепленных рук.

Какое-то время они молчали. Вилль, уткнувшись носом в макушку подруги, плавно покачивался, словно баюкая, а она слушала его спокойное, размеренное дыхание, и заболоченная Дорога Жизни, где каждый шаг заведомо неверен, медленно становилась твердой надежной тропой, по которой теперь шли об руку двое. Может, не раз еще путь разверзнется трясиной, оскалится горами, забурлит речным потоком, но главное – развилки недоверия и сомнений остались позади. Теперь вместе. Навсегда.

Все хорошо, все правильно.

«Интересно, а он узнал нас?» – мурлыкнула разомлевшая пантера.

Вилль заговорил мягко, вполголоса:

– Живя здесь, в Скадаре, я много думал о том, как вернусь и приеду за тобой в Северинг, что скажу при встрече. Представлял себе так и эдак, да все не мог выбрать… А ты сама пришла ко мне… моя единорожка. Да, теперь я знаю, что это ты все время была рядом в моих снах… – Алесса шумно вздохнула, прижимаясь теснее, и Вилль помолчал, пережидая, покуда она устроится. – Не сожалей ни о чем, Лесь, не сомневайся ни единой секунды. Ты все правильно сделала, ты мне жизнь спасла. И нашим хозяевам – тоже. Я и представить не мог, что ты решишься…

– Я убила тебя, и рука не дрогнула. Почти…

– Ты действовала, как подсказало сердце, а я на твоем месте начал бы взвешивать все «за» и «против» и в итоге все испортил бы. Знаешь, прав был Берен: иногда много думать – только извилины путать…

– И это говорит Арвиэль Винтерфелл? Не верю! – Она отстранилась, чтобы заглянуть аватару в глаза. Тот усмехнулся.

– А придется поверить! Опыт, разум, сообразительность – дело наживное и, кхм, не каждому доступное, а истинная мудрость хранится в сердце. Так что я, признаю, дурак, а ты – просто умница. Лесь… Леся… Проклятье, я даже не знаю, как тебя ласково называть! Не Лесенкой же?